Kruder & Dorfmeister — G-Stoned. История лейбла и альбома

Мы курили весь день и и планировали так продолжать еще вечность, но мы быстро устали и мы начали писать музыку, — шутит в открытую Ричард Дорфмайстер.

Его подельник, Питер Крудер, отнесся к воспоминаниям чуть серьезней: «Я познакомился с Ричардом в ‘91 году. Питер Рауховер (первый венский хаус-музыкант) составлял компиляцию Danube Dance, где собирал ребят из венской электронной сцены. Я предложил свой трек, записанный с друзьями. Мы работали в студии пока не накрылась память у нашего семплера. И кто-то посоветовал обратиться к Ричарду, так как у него тоже был такой же. А потом мы позвали его сыграть на флейте для пары наших треков. Вскоре мои пути с этой группой разошлись, а вот с Ричардом я оставался на связи. Он тогда уехал в Лондон на год, а у меня было хорошее предложение улететь в Лос-Анджелес — работать парикмахером у Питера Савика. Этот стилист на то время был настоящей иконой, это же сделал Мадонну блондинкой. А я тогда был свободным человеком и зарабатывал довольно приличные деньги в Вене — по тысяче шиллингов в день (около 93 $ по курсу того времени). То есть я мог поработать всего четыре дня, а остальной месяц заниматься музыкой.

Peter Kruder

И вот тогда я наткнулся на фото альбома Bookends Саймона и Гарфанкеля и помню был страшно удивлен, как Ричард оказался очень похож на Арта Гарфанкеля. Я сделал копию обложки и отправил ее в Лондон с подписью: „Нам нужно записать пластинку чтобы у нас была такая же лицевая, потому что ты — вот тот чувак, что справа“.

Ричард позвонил и сказал что в Лондоне что-то ему не очень, на что я ему ответил: „Ну и отлично. Пакуй вещи и давай домой“. Через три дня Ричард стоял стоял на пороге моего дома, а рядом с ним был его Пежо, в котором лежало музыкальное оборудование. Мы построили студию прямо у меня на Грюндштайнгассе и начали писать музыку».

В Британии Дорфмайстер работал звукоинженером на радиостанциях и слышал как раз тогда вышедший хитовый альбом Blue lines группы Massive Attack. Вернувшись в Австрию, он записывает с Крудером мини-альбом с трип-хоповым звучанием. Только это была не беспросветная тоска из Бристоля — это была светлая грусть одной венской улицы, потому что для Австрии, которая музыкально (далее следует избитый и повторяемый во всех интервью стереотип) всегда была связана только с Моцартом и Шубертом и местом, где классическое музыкальное образование получает чуть ли не каждый ребенок, это было неслыханно. Неслыханно выпускать пластинку, наполненную не трескучими, а тягучими, ленивыми от блаженной жизни ритмами с теплым звучанием электрооргана Фендера в ночи с джазовым настроем. Но настроем не благородным, а довольных жизнью наркодиллеров — на это намекает название G-Stoned — Ganja Stoned — унесенные ганжой. Дуэт шутит, что их самым первым сотрудничеством была продажа самокруток друг другу :-)

Питер Крудер: «Мы очень долго думали над тем, как назваться. У меня был ник PM 2 The K еще со времен хип-хоп группы. Ричард же носил имя Dr Richard — так называлась венская автобусная компания. Я вспомнил обложку Саймона и Гарфанкеля и предложил назваться так же: Kruder & Dorfmeister. Ричард сначала не поддержал — ведь на то время никто не брал таких названий.

Richard Dorfmeister

На воспроизводство известного снимка американского фолк-дуэта они потратили чуть ли не весь день — чтобы были такие же тени, такой же свет, водолазки и они сами. «Я люблю этот альбом, — признается Дорфмайстер, — Из всех пластинок Саймона и Гарфанкеля он у меня самый любимый. Каждый раз, бывая в Штатах, я привожу себе еще по экземпляру, его там очень легко найти. Но что интересно, эти копии все очень разные: где-то цвет обложки чуть отличается, где-то бумага другая».

Перфекционизм был первым элементом в основе их лейбла; они решили издаваться сами, кругом ведь пустошь. «Наша улица, улица Грюндейнгассе (Краеугольный камень) дала название нашему лейблу G-Stone. Там располагался дом Питера, который очень быстро превратился в штаб-квартиру, — продолжает Дорфмайстер, — В доме было две комнаты: спальня и зал. Там мы и жили. И вот как выглядел наш день: мы просыпались и шли в комнату, которая была студией. Студией она называлась условно, конечно, ведь там была страшная мешанина из личных вещей и оборудования — то, что как раз называется bedroom rockers — поэтому один из наших треков на альбоме так и называется».

Пластинка этой двоицы, пожалуй, самое большое признание в любви экспериментальным альбомам Майлза Дэвиса, великому трубачу и джазмену. «Самая крутая штука, — будет потом вспоминать Дорфмайстер, — то, что мы все же записали наш мини-альбом. Мы писали его очень долго, при минимальном оборудовании, почти ничего не зная, но он при этом до сих пор звучит великолепно».

Это странно, потому что по их признаниям джаз был не сильно популярен в Австрии на то время. Это потом, когда все получилось, пошли волной музыкальные релизы и тесный музыкальный кружок превратился в венскую лаунж сцену. А до этого Дорфмайстер и Крудер только и слышали: «Да забейте! Не стоит оно того». При этом, не сказать, что Австрия не была знакома с электронной музыкой — там давно гремело немецкое техно и доносился шум нидерландского хардкора. Германия юго-восточными границами примыкает к Австрии. Тут от Вены до Мюнхена 400 километров — четыре с половиной часа езды по автобану, а уж о приграничных городах и говорить нечего: две нации, но один язык и нет проблем с общением. И хотя дуэт к техно относится терпимо, для них оно «холодновато»; добавляя при этом, что есть все-таки исключения. Крудер и Дорфмайстер смотрят на другой север, на другую страну — в сторону вальяжных британских лейблов Mo’Wax, Ninja Tune и Wall of Sound — как раз с околоджазовым звучанием и примесью латиноамериканских ритмов, на которых воспитывались с детства.

«Мы все время охотились за семплами, — вспоминает Дорфмайстер. — В нашем городе был магазинчик подержанных пластинок, который держал один американец. И у него была невероятно огромная коллекция, просто клад всего. Я часто зависал там с рекордером, сидел часами, записывая штуки, которые мы потом вшивали в наши треки». Его поддерживает Крудер: «Я растащил на семплы пластинки из коллекций всех моих друзей. Очень хорошая была затея, очень продуктивная.

У нас не было денег, чтобы их купить. Все, что у нас было — уходило на выпуск первой пластинки лейбла G-Stone. Тысяча копий, таков был минимальный заказ. Мы тогда нарезались в конторе под названием Viennola. Там была знаменитая фрау Брюггерманн — она готовила записи к нарезке. Но наш тестпресс почему-то не звучал как ожидалось. На вопрос „Простите, миссис Брюггерманн, почему наша пластинка звучит так ужасно?“ она ответила „Потому что, мой дорогой господин, я пропустила запись через компрессор и верхи пропали. Я могу, конечно, подкрутить верхние частоты, но обычно я этого не делаю“. Она отпечатала второй тест-пресс и он звучал офигительно».

Первые промки разошлись по знакомым и владельцам музыкальных магазинов. «Она ошарашила меня, — говорит владелец магазина с фанк- и джаз-музыкой Александр Хиршенхаузер.

Он убедил Крудера и Дорфмайстера целиться сразу на международный рынок, через свои связи выпустить альбом в Германии, Британии и Штатах. Задолго до печати самих пластинок Хиршенхаузер отправлял кассету Джайлу Петерсону — тому самому, кто придумал сюррный термин эйсид джаз и усиленно продвигал его звучание в Британии начала девяностых. Такую же кассету ему передала во Флоренции девушка Дорфмайстера. «Но я был настолько высокомерен тогда, но даже не стал эту кассету слушать. Типа, какая еще музыка может быть от австрийцев (смеется). И все так и было, пока Кевин Бидл не показал мне в своем магазине трек High noon (это там, где Элвис Пресли поет Blue moon) и я буквально обалдел, потому что она звучала настолько свежо: эта пластинка выделялась таким жирным звуком, который мог быть только у хип-хоп продюсеров. (И неудивительно — Питер Крудер одно время состоял в рэп-тусовке). Это была та запись, которую мы ждали и она стала реальным катализатором всего, что тогда именовалось трип-хоп сценой».

Giles Peterson

Восторженный Петерсон заводит пластинку в своем шоу на пиратской Kiss FM регулярно, заражая всех знакомых и привлекая новых слушателей. Британия была первой землей, которая оценила юных австрийцев. «Через две недели после выпуска нашей пластинки Ричард позвонил мне: „Ты не хочешь допечатать тираж? Первую тысячу мы уже распродали“. Я только и подумал тогда: „Класс! У нас получилось!“. И это было непередаваемое чувство», — с улыбкой вспоминает Крудер.